– И что мне, Питирим, удивительно, – говорит президент, – как они, белорусы, Лукашенку своего почитают. Батькой зовут! Порой даже завидую. Смотри, я губернаторов из Совета Федерации домой отправил, набрал ребят спокойных, покладистых. Злые языки говорят – порученцев. А хоть бы и так. Выборы губернаторские ликвидировал? Как класс. Оппозицию задвинул, чтоб никакой им Думы, никаких там фракций? Никто не может отрицать. Ходорковский сидит? Сидит, и уже второй раз в ШИЗО. И еще много всяких разных из этого самого ЮКОСа. Ну, хорошо, Лука себе 82 процента на выборах объявил, так ведь и у меня немногим меньше. Та же более чем всенародная поддержка...
– Работу судов мы отладили, – подсказываю, – в критические моменты – ни одного сбоя. Телеканалы почистили. Чтобы никаких там Киселевых, Сорокиных, Парфеновых, Романовых и, не к ночи будет сказано, Шендеровичей. Редакторов для газет помогли подобрать. "Известия" там и прочее. Лимоновцам показали Кузькину мать. Вертикаль выстроили не хуже, чем Лука…
– Ну, разве что у меня люди из оппозиции бесследно не пропадают... – вслух размышляет президент.
– Почему, – поправляю, – на Кавказе пропадают. Тамошняя, местная оппозиция. Но резервы, конечно, есть.
– Все вроде сделал – а батькой не зовут! Что такое есть у Лукашенки, чего у меня нет?– в глазах президента я разглядел страдание.
Я сочувствую. Конечно, народ наш неблагодарен. Но ведь многое и от нас самих зависит.
– Мягковаты мы порой, – говорю тихо, с укоризной. – Лукашенко, вон, демонстрантов грозился по статье о терроризме пересажать. А многих пересажал еще до того, как начал грозиться. Человек четыреста. За неделю до выборов 72 вражеских гнезда накрыл, целую подрывную сеть, на западные деньги жирующую. Это я понимаю: вождь. А у нас – один шпионский камень, и никого даже из страны не выслали. Кроме того – провалы в пиаре. Смотри, батька на трибуну вылезает и говорит: этих мерзавцев я посадил, этим гадам руки-ноги поотрывал, эти на очереди. Народ ликует: батька в обиду не даст! У них что ни происходит – все батька. А у нас? Выборы губернаторские отменила Дума, ну, в крайнем случае, Слава Сурков. Журналистов вытурило их собственное руководство: совершенствует сетку вещания. Ходорковского и то суровый, но справедливый районный суд покарал. А в ШИЗО загнал оборзевший и. о. начальника колонии, какой-то Рябко. Кругом конфликты хозяйствующих субъектов. А где роль личности в истории? Где вождь, идущий во главе народа? Грудью заслоняющий его, народ, от мировой закулисы?
Чувствую, президент заинтересован. На лице – выражение сосредоточенной задумчивости.
– Дальше. Язык. За шесть лет сказано было один раз про мочить в сортире и один раз – про обрезание. Народ ждет – а его любимый президент все как по писаному шпарит. А батька – он за два дня наговорит такого, что нам за год не приснится: и про отморозков, которые приехали, но неизвестно как уедут, и про уточек, которым он шеи посворачивает, и кто кому пиво на лыжне открывал… А у тебя даже такую яркую мысль, что в белорусских выборах все здорово, только кое-где кабинки тесноваты, – и то Рушайло озвучивает. Почему не сам?!
– Да я же и в Минске не был, – пытается оправдаться президент, – как же я буду про тамошние дела...
– А батька – все сам, все может. У него никто и сунуться к микрофону не смеет. А у нас сегодня Фрадков перед телекамерами дефилирует, завтра Медведев коровники инспектирует, послезавтра Иванов подлодку или что там закладывает... Так батькой не становятся…
Смотрю – взял авторучку, пишет что-то в блокнотик.
– Ну, и надо подумать о третьем сроке. Тут Лука нам пример.
– Ну, Питирим Игнатьич, – возражает президент, – здесь ты, боюсь, не прав. Батькой-то его еще до третьих выборов звать стали. Значит, связи прямой нет, – возражает, но что-то снова отмечает на листочке.
Откланялся я, двинулся к выходу, вдруг вспомнил:
– Да, самое главное: батьке усы нужны. Настоящий батька не может быть без усов. Ни в коем разе!
Руки президента бессильно опустились.
Все события и персонажи являются вымыслом. Любые совпадения случайны.
