Вечные споры о Мюнхене-38 в ракурсе "нормандского формата"
(Реплика историку Александру Скобову)
После начала переговоров в "нормандском формате" в июне 2014 года, уже были многократно сделаны ссылки на Мюнхенский компромисс сентября 1938 года. Я попытался дать историю тех событий под несколько иным ракурсом и у меня начался интересный спор* с питерским историком Александром Скобовым, который ответил мне на заблокированных "Гранях.ру" (поэтому я воспроизвожу его текст здесь.
"Трогательная любовь" ко мне редакции "Граней" вынудила её убрать упоминание моей фамилии, которое было в рукописи, любезно высланной мне автором).
Итак, прежде чем сравнивать Мюнхен-1938 и Минск -2014, необходимо учесть несколько важнейших факторов, которые обычно забывают при анализе событий 76-летней давности.
1. Уже в середине 20-х среди победителей Германии сложился консенсус по вопросу о том, что определяя её восточные границы, немцев незаслуженно дискриминировали, нарушив "священный пункт" мирных принципов американского президента Вильсона "о праве наций на самоопределение". Поэтому от Германии не требовали гарантировать её границы с Польшей и Чехо-Словакией, давая понять, что она постепенно, мирным давлением восстановит этническую целостность.
2. В охваченной параноическим страхом перед неминуемо возрождённой германской мощью Франции вся военная и политическая стратегия строилась вокруг удержания безумно дорогой, строившейся 10 лет "линии Мажино", и поэтому никакая эффективная помощь жертвам германской агрессии в Центральной и Восточной Европе даже теоретически не предусматривалась.
3. С 1919 по 1938 маниакальной позицией Англии было добиться разоружения, в т.ч. от милитаризованной до мозга костей Франции, и одновременно, избежать предоставления бывшей союзнице каких-либо внятных гарантий на случай германского реваншизма. Англия даже согласилась на огромное сокращение своего флота, лишь бы запустить процесс мирового разоружения.
Теперь более обстоятельно. Коллега Скобов прав, что "запах серы" в сентябре 1938 года от Гитлера не был столь уж шокирующим. СССР — вот был настоящий "вулкан", как раз был пик Большого террора, а Запад стал усваивать сведения о Голодоморе и ГУЛАГе. Всё происходило за полтора месяца до "Хрустальной ночи". Коммунистами концлагеря наполнял и Пилсудский. Антисемитизма хватало и в Польше после смерти маршала. Сторонники окруженного таким орелом романтического почитания республиканского правительства Испании расстреливали не меньше своих оппонентов, чем Гитлер.
Теперь о столь необходимом лидерам чутье, в отсутствии которого Александр Скобов упрекает Невилля Чемберлена.
О Даладье — типичном для той поры мелком французском парламенстком интригане, речи нет.
Напротив, с учётом исходных данных и того, что он был обречен следовать настроениям британских депутатов и избирателей, Чемберлен проявил чудеса политической мудрости.
Именно поэтому Гитлер был так раздражён и хмур после своего Мюнхенского "триумфа". Фюрер хотел первого показательного блицкрига: под предлогом помощи подавляемым чешскими полками судетским мятежникам, бросить армию и взять Прагу. А потом заставить парализованную ужасом Польшу отдать Данциг, Польский коридор и Верхнюю Силезию.
Вместо этого Берлин был вынужден письменно гарантировать предел своей экспансии, а значит был обречён стать клятвопреступником.
Деморализованную Чехию спасти уже было нельзя. Но шок от Судетского кризиса, когда в лондонских парках рыли траншеи, полностью переломил психологический настрой британцев — они захотели сопротивляться. На этой волне Чемберлен запустил давно вынашиваемую им грандиозную программу модернизации Королевских ВВС. И именно воссозданная им британская авиация дала грозный отпор люфтваффе в решающий период "Битвы за Англию" летом и осенью 1940 года. Такая мощная психологическая мобилизация гордых бриттов явно стоила больше нескольких дней героической обороны Праги!
Мюнхен-38 года стал политической ловушкой для Гитлера: ему без войны дали то, за что он хотел воевать формально, заставив тем самым признать, что ему нужно не восстановление "попранной Версалем исторической справедливости", но захват и порабощение Европы.
Всё это имеет прямое отношение к "нормандскому формату" и Минску-2. Формально Путин получил то, что просил: "прекращение "геноцида" русскоговорящего Донбасса" и обещание для региона культурно-языковой автономии. И этим попал в "ловушку Гитлера".
Неслыханный 16-часовой раунд переговоров с участием французского президента и германской канцлерин сделали восточноукраинскую войну солнечным сплетением европейской политики. Теперь срыв Минска-2 означает не просто вызов принципам ОБСЕ, но прямое оскорбление Москвой Евросоюза, а также даёт возможность Вашингтону подключиться к конфликту, поскольку Париж и Берлин "сами не справились".
До Минска Путин был "ужасным ребёнком", после срыва Минска он станет "исчадием зла". Вот тут-то "запах серы" от него станет заметен самому последнему европейскому депутатишке, от голосования которого будет зависеть судьба проектов по организации помощи Украине и полной изоляции России. А не сорвав Минск-2, Путин очутится в ситуации человека, который похоронил все плоды своей 15-летней политики, ради куска депрессивного региона, с голодающими городами и разрушенной промышленностью. Который даже нельзя присоединить, ибо он сам отрёкся от "Русского мира".
Кремль хотел сделать Украине вечный нарыв, а получил кусок ампутированного тела, которое даже нельзя приживить и остаётся постараться сунуть его в криокамеру. А Украина, прижгла и перевязала рану. Да, она будет хромать, но ей не будет угрожать гангрена.
*"Запах серы
Александр Скобов (в блоге Свободное место) 13.02.2015
Незадолго до переговоров в Минске, когда все гадали, закончатся ли эти переговоры "новым Мюнхеном", впервые на моей памяти была поставлена под сомнение общепринятая оценка "Мюнхенского сговора" как подлости и предательства со стороны лидеров ведущих европейских демократий, окончательно развязавших руки Гитлеру для начала мировой войны. Действительно, в оправдание Чемберлена и Даладье, скрепивших своими подписями требование к Чехословакии передать Судетскую область Гитлеру, можно привести целый ряд убедительных, на первый взгляд, аргументов. Общественное мнение Англии и Франции было невозможно мобилизовать на поддержку новой войны с Германией только ради того, чтобы 7 млн. чехов продолжали удерживать под своей властью 3,5 млн. судетских немцев, которых им подарил Версальский мир из стратегических соображений блокирования побеждённой Германии. То есть, кроме нежелания европейского обывателя ввязываться в войну из-за "какой-то Чехословакии", действовал еще один фактор. Невозможно было отрицать известную обоснованность и, не побоюсь этого слова, справедливость требований Гитлера по Судетам. При этом Чемберлен и Даладье были искренне уверены, что Германия не решится на войну, если ее лишить последнего "приличного предлога".
К этому можно добавить, что Гитлер тогда еще не совершил и десятой доли своих преступлений. Да, диктатор, тиран. Да мало ли было подобных тиранов в тогдашнем мире, в том числе и в относительно благополучной Европе? И со всеми имели дело, как-то договаривались. Это считалось допустимым. Национал-социализм в это время еще рассматривался как, скажем деликатно, вариация в рамках одной цивилизационной модели. Откуда тогда было знать европейским лидерам, что они столкнулись со смертельной угрозой цивилизации как таковой? Что они столкнулись с силами самого Ада? Политики ведь мыслят гораздо более простыми, доступными, приземленными категориями. Можно ли осуждать их за то, что они пытались найти формулу сосуществования с Гитлером?
Вряд ли кто-то ставит в упрек Чемберлену и Даладье то, что они хотели до конца использовать все невоенные средства сдерживания агрессора. Но все ли использовали? Зачем они санкционировали своими подписями захват Судет? Чем они рисковали, если бы просто отказались это подписывать? Напал бы на них тогда Гитлер? Вряд ли. Возможно, он был готов захватить Судеты без их разрешения. На тот момент это максимум. Но именно этого и боялись Чемберлен и Даладье. Они спасали не мир, а видимость того, что их слово еще что-то значит в мировой политике. Видимость того, что международное право еще действует. Они спасали собственное лицо.
Попытка спасти видимость была как минимум грубейшим политическим просчетом. Система международного права к тому моменту была уже полностью расшатана и парализована демонстративными нарушениями Гитлером статей Версальских договоров. Нужно было быть идиотом, чтобы не видеть, что Гитлер делал это сознательно и целенаправленно. Ему не нужно было, чтобы державы разрешили ему снять наложенные на Германию военные ограничения. Ему нужны были именно демонстративные нарушения запретов. Ему нужен был именно международный хаос, в котором его руки оказались бы окончательно развязаны. А Чемберлен с Даладье пытались вовлечь его в исполнение некоторых международно-правовых процедур, надеясь, что он начнет подчиняться хоть каким-то правилам.
Но главная претензия к Чемберлену и Даладье все-таки не в том, что они неверно просчитали какой-то конкретный расклад. Не в том, что они забыли старую как мир мудрость: наиболее эффективный способ поведения с шантажистом – отказ от рассмотрения его требований. Неправда, что политики мыслят только рационально и утилитарно. Настоящий политик должен обладать еще и надрациональным чутьем. Европейские политики должны были почувствовать исходящий от Гитлера запах серы. Именно это должно было подсказать им, что Гитлера надо гасить. Как можно скорее и любой ценой. Просто гасить, а не рассматривать степень справедливости его требований. А ведь этот запах серы чувствовали не только отдельные интеллектуалы. Прагматичнейший политик Черчилль – вот он учуял.
Так состоялся ли "новый Мюнхен"? Очередные минские пункты так и не внесли определенности. Аналитики продолжают спорить о том, что означают их путаные и, в общем, неряшливые формулировки. То ли они маскируют согласие Запада заморозить конфликт по приднестровскому варианту, то есть закрепить если не де-юре, то де-факте бандитско-фашистский режим в Лугандонии, оставив Путину возможность в любой момент разморозить ситуацию и начать новое наступление, как только ему что-то не понравится. То ли это согласие Путина тихо отползти с Донбасса, вывести свои войска и технику, удовлетворившись легализацией рашистско-фашистских комбатантов в качестве муниципальных депутатов и местных милиционеров, но все-таки в украинском правовом поле.
На самом деле все эти пункты не означают ничего. Имеет значение другое. Во-первых, взял ли Путин на себя непубличное обязательство уйти с Донбасса по-тихому. Во-вторых, если Путин такие обязательства на себя взял, то как скоро он намерен начать их нарушать. В третьих, готов ли Запад после того, как Путин начнет нарушать свои обязательства, сразу отказаться от любых дальнейших переговоров с ним и просто предоставить Украине оружие в количестве, достаточном для того, чтобы она могла защитить себя. Чтобы, как написал Леонид Гозман, спасти от гибели русских солдат.
О намерениях Путина уже успел достаточно красноречиво поведать его пресс-секретарь Песков, сообщивший, что Путин не обещал освободить Надежду Савченко. Он-де просто объяснил своим партнерам, что ее судьбу будет решать суд. И сразу пахнуло чем-то очень знакомым. От Путина на весь мир воняет серой. И сегодня не обязательно быть великим Черчиллем, чтобы это почувствовать. Дальнейший ход новой "войны с саламандрами" зависит от того, готовы ли западные лидеры и дальше интеллигентно делать вид, что они не замечают этот запах".
! Орфография и стилистика автора сохранены
